С именем М. И. Глинки связано определение русской оперы как самостоятельного музыкального жанра. Оперы Глинки от­личались прежде всего глубиной идейного содержания, реализ­мом отображения жизни, простотой и доступностью и, вместе с тем, высоким совершенством художественного мастерства. Народность творчества Глинки выражалась не столько в прав­дивом отображении быта, сколько в воплощении в музыке ха­рактера и мировоззрения русского народа. Идея патриотизма прозвучала в опере «Иван Сусанин» с необычайной силой. Впервые в русской музыке с такой убедительностью и реали­стичностью были переданы характеры русских людей в слож­ных психологических ситуациях. Музыка Глинки потре­бовала нового типа исполнителей, которые сумели-бы воплотить на оперной сцене живые образы русских людей: Ивана Сусанина, Антониду, Ваню, Собинина, Людмилу и дру­гих персонажей. Для этого надо было специально готовить русских певцов, что и было сделано самим М. Глинкой.

Музыкальный язык Глинки основан на глубоком постиже­нии стиля народной музыки при высочайшем профессионализме композиторского письма. «Может быть, эти песни, слышанные мною в ребячестве, были первою причиной того, что впослед­ствии я стал преимущественно разрабатывать народную Рус­скую музыку» — писал Глинка.
Красота выразительных, ясных мелодий, законченность и со­вершенство формы музыкальных построений, богатство гармо­нического сопровождения, тонкость оркестровки — все это ха­рактерные черты его музыкального языка.
Глинка, наряду с крупной формой, уделял" внимание и мел­ким формам. Его романсовое творчество — новая эпоха в раз­витии русской вокальной лирики. Эти романсы, неподражаемо исполнявшиеся самим автором, служили образцами, от которых отталкивались последующие поколения национальных русских композиторов в дальнейшем развитии этого жанра вокальной музыки. Романсовое творчество Глинки, как и его оперное твор­чество, оказало большое влияние на выработку исполнительско­го стиля русской школы пения.
Глинка сам был замечательным певцом, его ис­полнительское мастерство послужило примером того, как надо исполнять произведения русских композиторов, и оказало боль-дное влияние на формирование исполнительского стиля русских певцов.
«В Глинке счатливейшим образом сочетались дары природы, которые необходимы в своей совокупности для истинно изящно­го пения... дар хорошего (по крайней мере довольного красиво­го, довольно сильного и гибкого) голоса, талант к управлению голосом, уменье технически им распоряжаться, — уменье раз­витое обдуманностью и наукою, и, наконец, в-третьих, — выс­шее, художественное понимание музыки, ее духа, средств и це-.лей до самой их глубины, недоступной для организаций менее .артистических, высшее совершенство декламации и музыкаль­ного исполнения вообще»2, —так писал А. Серов.
Глинка был искренним и вдохновенным певцом, умевшим вложить в исполняемое произведение богатый мир ощуще­ний своей души, оставаясь в то же время объективным. Он пел трудные в вокальном отношении произведения оперного репер­туара, требующие виртуозности и широкой кантилены, блестя­ще исполнял произведения декламационного характера, отли­чаясь совершенной дикцией и декламацией. Великолепно вла-,дел различными стилями. А. Серов так характеризовал испол­нительское мастерство Глинки: «Самая метода пения сделала бы честь первым светилам итальянской сцены»3.
«Пение Глинкой его собственной музыки было для меня сот бытием... Можно сказать прямо: кто не слыхал романсов Глин­ки, спетых им самим, тот не знает этих роман­сов»1 (Разрядка моя. — Л. Д.).
«Поэзия его исполнения... непередаваема! Как все первосте­пенные исполнители, он был в высшей степени «объективен», погружался в самую глубину исполняемого, заставляя слушате­лей жить той жизнью, дышать тем дыханием, которое веет в идеале исполняемой пьесы; оттого в каждой фразе, в каждом слове он был характером, воплощением; оттого увлекал каждой фразой, каждым словом»2.
Ученица Глинки, певица А. Воробьева-Петрова вспоминала: «Глинка сел за рояль и пропел романс Антониды «Не о том скорблю, подруженьки» и этим с первого раза совсем меня покорил... в его пении было много чувства и уменья: владел он голосом чудесно...»3.
Свободно распоряжаясь голосом, Глинка в пении был уди­вительно органичен и правдив. Слушатели восхищались богат­ством интонаций, умением перевоплощаться . Неподражаемо звучал у него романс «В крови горит». Ярко, страстно, горячо преподносил он первый куплет, и море нежности, до краев заполняющее душу, звучало на безукоризненном шианиссимо во втором куплете. А в «Песне Ильиничны» искрился русский юмор. Вся песня воспринималась как жанровая сочная сценка; имена превращались в живых людей, острое внутреннее виде­ние исполнителя создавало реальные образы. Сам Глинка так объяснил тайну своего искусства: «Дело... очень простое само по себе; в музыке, особенно в вокальной, ресурсы выразитель­ности бесконечны. Одно и то же слово можно произнести на тысячу ладов, не переменяя даже интонации, ноты в голосе, а переменяя только акцент, придавая устам то улыбку, то серь­езное, суровое выражение. Учителя пения обыкновенно не об­ращают на это никакого внимания, но истинные певцы, до­вольно редкие, всегда хорошо знают эти ресурсы».
Казалась невероятной способность Глинки быть постоянно в состоянии вдохновения. Сам же он объяснял эту способность следующим образом: «Один раз когда-нибудь в особенном вдохновения мне случается спеть вещь совсем согласно моему идеалу. Я уловляю все оттенки этого счастливого раза, счаст­ливого — если хотите «оттиска» или «экземпляра исполнения» и стереотипирую все эти подробности раз навсегда. Потом уже каждый раз только отливаю исполнение в заранее готовую форму. Оттого я могу казаться в высшем экстазе, когда внутренне я нисколько не увлечен... Каждый раз снова увлекать­ся!.. Это было бы невозможно»...